— Вы знаете о нем все, что знаю я?

— Конечно нет, миссис Скоби. Вы ведь были его женой пятнадцать лет, не так ли? А священник знает только то, чего можно и не знать.

— Чего можно и не знать?

— Ну, я имею в виду грехи, — нетерпеливо объяснил он. — Никто не приходит к вам исповедоваться в добродетелях.

— Вы, наверное, знаете о миссис Ролт. Почти все знают.

— Бедная женщина.

— Не понимаю, почему вы ее жалеете.

— Я жалею всякое невинное существо, которое связывает себя с одним из нас.

— Он был плохим католиком.

— Это пустые слова, их часто говорят без всякого смысла.

— И под конец это… этот ужас. Он ведь не мог не знать, что обрекает себя на вечное проклятие.

— Да, это он знал. Он никогда не верил в милосердие… кроме милосердия к другим людям.

— Но ведь тут даже молитвы не помогут…

Отец Ранк с яростью захлопнул дневник.

— Господи спаси, миссис Скоби, не воображайте, будто вы… или я… хоть что-нибудь знаем о божественном милосердии!

— Но церковь утверждает…

— Я знаю, что она утверждает. Церковь знает все законы. Но она и понятия не имеет о том, что творится в человеческом сердце.

— Значит, вы считаете, что надежда все-таки есть? — вяло спросила она.

— Откуда у вас к нему столько злобы?

— У меня не осталось даже злобы.

— И вы думаете, что у бога больше злобы, чем у женщины? — спросил он с суровой настойчивостью, но она отшатнулась от поданной ей надежды.

— Ах зачем, зачем ему было нужно так коверкать нашу жизнь?

— Может, вам покажется странным то, что я говорю, — ведь этот человек столько грешил, — но я все же думаю, судя по тому, что я о нем знал: он воистину любил бога.

Она отрицала, что таит в душе злобу, но последние капли горечи упали, как слезы из высохших глаз.

— Да, уж во всяком случае никого другого он не любил.

— Кто знает? — ответил отец Ранк.